Лекции по истории религий - А. Б. Зубов

Сутью упанишадического учения является утверждение, что человек должен соединиться с Брахманом, с Аджа, с абсолютным Божественным бытием, но ценой отказа от себя, отбросив свою личность. Это прекрасно выражено в тексте, который вошел в одну из самых древних упанишад, в Брихадарань- яку Упанишаду — «Лесную Упанишаду». Там рассказывается о мудреце Яджнавалкье; он довольно часто фигурирует в индийской литературе, считается одним из тех легендарных провидцев, которым были свыше сообщены веды. У Яджнавалкьи было две жены — Майтрейи и Катьяяни. С Майтрейи можно было говорить о Брахмане, то есть о Боге, а с Катьяяни только о том, о чем говорят с обычной женщиной. И вот наступил момент, когда Яджнавалкья решил стать лесным отшельником, ванапрастха. Он не берет с собой своих жен и поэтому хочет разделить между ними свое имущество, а оно, вероятно, было немаленьким. И вот он обращается к Майтрейи и говорит:

- Госпожа, я решил оставить это состояние и перейти к иному и хочу разделить свое имение между тобой и Катьяяни.

Майтрейи спрашивает:

- Скажи мне, господин, если я получу богатство, стану лия бессмертной?

- Нет, Майтрейи, ты станешь подобной тем, кто имеет богатство, но нельзя достичь бессмертия с помощью богатства.

- Так зачем же мне то, что не делает меня бессмертной? Нет, господин, ты мне лучше расскажи о том, что дает бессмертие?

Прекрасный вопрос, и на него следует достойный ответ:

- Ты и раньше была мне особенно дорога, госпожа, а теперь стала еще дороже. Послушай же, я поведаю тебе о бессмертном и вечном.

- Не ради мужа дорог муж, но ради Атмана дорог муж, не ради сыновей дороги сыновья, не ради вед дороги веды, а ради Атмана, и все надо забыть, отбросить, ценить только одно — Атман. Дух — единственная ценность, единственное, что спасает. Все остальное ценно постольку, поскольку оно через Атмана принимается.

Он дает целый ряд примеров, очень ярких, наглядных, и завершает свой диалог так:

- Итак, дорогая, только об Атмане надо думать, только Атмана надо сознавать, только Атмана надо любить, только к Атману надо стремиться. Нет после смерти сознания.

Тут бедная Майтрейи развела руками. Она была благочестивой, верующей, ведически образованной женщиной, конечно же, она надеялась вместе с мужем пойти в эту беспредельную даль, парах параватах, и что муж объяснит ей, как это сделать лучше. А он говорит, что нет после смерти сознания.

- Ты меня смутил, господин, своими словами, я не понимаю этого Атмана.

— Воистину я не говорю ничего смущающего, Майтрейи. Ведь когда есть двое, то один видит другого, один ощущает другого, один вкушает другого, один познает другого. Но когда все для тебя стало Атманом (то есть Божественным духом), что и как ты можешь сознавать, что и как ты можешь обонять, что и как ты можешь любить — ведь ты же с Ним стала одно целое.

Действительно, слово со–знание предполагает наличие двух, как и со–дружество, со–жительство. Со–знание — это когда ты сознаешь Бога и Бог сознает тебя, когда между Богом и человеком идет определенный диалог, беседа двоих. А когда Атман тождественен Брахману и соединяется с ним, то о каком сознании может идти речь? Это скорее напоминает, как капля воды, падая в море, сливается с океаном: где ее потом найдешь, она и океан — одно целое, потому что капля и была взята из него. Это любимый индийский образ для объяснения феномена, о котором я веду речь. Сознанию Яджнавалкья противопоставляет познание. Атман весь состоит из познания (виджна), то есть из тождественности самому себе, но он не предполагает двойственности, присущей со–знанию (самджна). «Как можно познать познающего, о Майтрейи!» — восклицает Яджнавалкья. С Атманом можно отождествиться, но его нельзя созерцать как нечто внешнее, вне тебя положенное. Поэтому нет после смерти сознания.

Объяснив это Майтрейи, Яджнавалкья уходит в лес. Из его слов вытекает очень важное следствие. Если человек, как нечто отличное от Бога, есть лишь иллюзия, а единственная бытийная реальность — Божественный Дух, перед нами открываются несколько путей, и о них говорится в той же «Лесной Упанишаде». В другом диалоге из этой книги мы узнаем о том, чем сейчас живет Южная Азия и чем сейчас болеет наше отечество: это теория переселения душ, теория перевоплощения.

В самом деле, если человек есть лишь божественная сущность, он может, отбросив все земное — все связи, все привязанности, — соединиться с Брахманом. Брахман есть абсолютное, бестелесное и полное Божественное бытие. Соответственно и человеку надо стать столь же абсолютным, столь же не привязанным ни к чему, ни телесно, ни душевно, и тогда он сможет с Ним соединиться. Как говорится в этом тексте, «те, кто чтут в лесу веру как сущее, те достигают соединения с Брахманом». А если не чтут, если они не знают этого, что тогда? А тогда они временно попадают в небесный мир, в этот «парах параватах», но он оказывается не вечным Божественным бытием, а лишь некоторым приятным домом отдыха для заслуживших честной работой хорошее пребывание на Небе временно. Пройдет время, добрые дела, которыми завоевано Небо, исчерпаются, потому что все, что можно исчислить количественно, приходит к концу, и ты опять окажешься на этой земле, и жизнь будет повторяться вновь и вновь, до тех пор пока ты не будешь чтить только Брахман. Ученик спрашивает: «А что же будет для тех, кто не делал ни того ни другого?» Ведь такие чудаки тоже есть. «Они, — отвечает учитель, — возродятся после смерти кусающимися тварями, гнусными насекомыми и тому подобным».

Логика этого учения понятна. Если тело — элемент личности человека, как верили древние египтяне, сохраняя мумии, то без тела человека нет, и если мы мечтаем, чтобы человек был в вечности, необходимо воскресение во плоти. А если мы считаем тело лишь иллюзией, помехой, привязывающей нас к иллюзорному бытию и действительному страданию, то ясно, что тело надо отбросить. Ясно также, что если ты при этом отбрасывании тела не достигаешь Абсолюта, то входишь в новое тело, и все повторяется раз за разом. Эта идея, впервые появившаяся в Индии где‑то около двенадцатого века до Рождества Христова, становится пленительной для всей южноазиатской цивилизации. Она оказывается не только составной частью религиозных идей, но и важнейшим аспектом естественнонаучных представлений.

Какие бы религии ни появлялись впредь в Южной Азии, они все будут нести на себе отпечаток этого убеждения в перерождении душ. И если для европейца, если он не христианин, переселение душ имеет в себе нечто симпатичное — пожил один раз, потом можно пожить еще раз, — то для индийца оно ужасно, потому что он‑то прекрасно знает, что жизнь есть страдание. Мы тоже об этом знаем, но как‑то до конца не верим, думаем, жизнь у нас не задалась — может быть, в следующий раз получится, а индиец твердо знает, что не получится. И то, что мы называем учением о перерождении, индиец называет иначе: учением о возвращающейся смерти — чувствуете, оптимизма здесь намного меньше. И потому для него единственный выход — выйти за пределы этого безумного, бессмысленного колеса. Для индийца ад — не что‑то находящееся под землей, а сама эта жизнь. И надо избавиться от ада жизни, выйти из этого круга в вечность Брахмана. Но все не так просто. Реальный человеческий опыт говорил индийцу, что человеческий дух не хочет полностью исчезать в Божественном, ему хочется сохранить какое‑то личностное начало. Но тогда надо признать, что Атман — не чисто Божественная частица и в ней есть какой‑то элемент личностно–человеческого. Однако признанием этого нарушается логическая чистота всей богословской конструкции.

До настоящего времени в Индии существует множество индуистских школ. Одни из них учат, что человек полностью растворяется в Брахмане и нет после смерти сознания. Наиболее четко и глубоко эта мысль высказана в Кевал Адвайте — школе абсолютного монизма, абсолютной единственности, — есть Бог, и больше ничего. Другая традиция, которая именуется Вишишт Адвайта (неполный, относительный монизм, единство с оговорками), учит, что личность человека после смерти и существует, и не существует, человек вечно пребывает в Боге, но не сливается с Ним полностью. Обе традиции связаны с идеей Божественной любви — бхакти и получили в Индии большое распространение.

Любовь, как мы помним, делает из двух одно, но при этом каждый не перестает быть личностью: муж с женой, если они любят друг друга по–настоящему, становятся одним целым, но это все‑таки два человека, две личности. Вот так и человек с Богом — полная и бесконечная любовь человека к Богу делает его одним целым с Брахманом, но при этом личность сохраняется. При этом в традиции Кевал Адвайты любовь — только мистический прием на пути к полному растворению, а в Вишишт Адвайте сущностная основа вечных отношений между любящим и любимым — человеком и Богом, хотя учителя Вишишт Адвайты не забывают всякий раз подчеркивать, что Бог и человек — суть одно.